Для византийцев определяющим вопросом бытия являлся вопрос «Зачем?» (а отнюдь не «Почему?»: появилась и существует та или иная вещь, живет и умирает человек), то с точки зрения западников, обитающих в плоском мире ничего, кроме себя, не значащих предметов, дело обстоит ровно наоборот. Вопрос «Зачем?» воспринимается ими как враждебный, покушающийся на личную свободу, а любая телеологическая в своей основе цивилизация, каковой и была Восточная римская империя, клеймится как «тоталитарная» (см., например, широко известную книгу К.Поппера «Открытое общество и его враги»).
Ненависть Запада к Византии – это ещё и своего рода ненависть самозванца и вора к своей жертве. Задолго до разграбления в 1204 г. крестоносцами богатств Константинополя европейские короли начали покушаться на одно из самых ценных сокровищ восточного соседа – императорский титул. После окончательного распада в 395 г. единой Римской империи на Восточную и Западную последняя очень скоро прекратила свое существование, а Восточная оставалась единственным прямым продолжением «первого Рима» на протяжении тысячи лет. В 476 г. вождь германских наемников Одоакр сверг последнего «западного» императора Ромула Августа и с одобрения сената был провозглашен конунгом Италии, в каковом качестве и был признан Византией. На месте Западной Римской империи возникло множество более мелких варварских политических объединений: в Италии обосновались остготы, в Юго-Восточной Галлии и Испании – вестготы, в Северо-Западной Галлии – франки, в Северной Африке – вандалы, на Британских островах – англы и саксы. Довольно продолжительное время вожди этих племен и народов, занятые постоянной борьбой за власть и территорию, довольствовались княжеским либо королевским саном. Но по мере появления на Западе относительно крупных и централизованных государств претензии на римскую императорскую корону стали звучать все отчетливее. Они в целом благосклонно воспринимались папским престолом, который на тот момент еще не разорвал церковно-каноническое общение с Константинопольским патриархатом, однако стремился всячески подтвердить свое верховенство в христианском мире. В 800 г. папа Лев Третий, не имея на то каких-либо юридических или канонических оснований и не взирая на правление в Византии законной императрицы Ирины, короновал франкского короля Карла Первого Великого как императора. Характерно, впрочем, что наследники Карла даже не пытались сохранить его «Римскую империю». Она была разделена между его внуками на три части: Восточнофранкское, Западнофранкское королевства и Лотарингию, которые в свою очередь стали основой современных Франции и Германии.
В 962 г. Оттон Первый из Саксонской династии, так же произвольно, как и ранее Карл, был коронован императором «Священной Римской империи германской нации». Она просуществовала дольше, чем франкская, до 1806 г., однако на германских землях так и не возникло ядра, вокруг которого могло бы сложиться прочное, целостное, действительно имперское государство. Достаточно сказать, что на территории «империи» было более 300 мелких государственных образований, «императоры» не имели ни общеимперской казны, ни суда и при возникновении конфликтов зависели от поддержки германских монархов и городов.
Уже в то время западноевропейские монархи крайне заботились о том, чтобы придать своим самозваным притязаниям на римское наследство легальный и легитимный характер. Исходя из этого, они под разными предлогами объявляли императорскую власть в Константинополе «ненастоящей» и «незаконной», указывая, например, на невозможность нахождения на престоле женщины (абсолютно обычная вещь для Византии с ее особым почитанием Богородицы и Софии). С исчезновением Восточной Римской империи и по мере постепенного технологического и экономического возвышения Запада нападки отнюдь не прекратились, но, пожалуй, стали ещё более ожесточенными – как будто от этого зависит прочность самого фундамента западного могущества. При этом к объектам критики и шельмования добавилась Москва, принявшая на себя духовную миссию «третьего Рима». Интересно, что американский политтехнолог Эдвард Люттвак (один из немногих на Западе, кто в целом благосклонно отзывается о Византии как о чрезвычайно эффективном государстве) на страницах своей книги «Стратегия Византийской империи» всячески дает понять, что собственно империя прекратила свое существование с захватом Константинополя крестоносцами. То государственное образование, которое возникло на ее месте спустя несколько десятилетий, только называло себя «империей», будучи всего-навсего греческим царством. Таким образом он исподволь подрывает связь Константинополя («нового Рима») и Москвы, которая, как оказывается, породнилась не с римскими императорами, но всего лишь с греческими царями.
Подобная точка зрения, разумеется, не согласуется с историческим опытом и мироощущением России. В принципе, осознание Русью себя как единственной оставшейся в мире защитницы православной веры произошло ещё до официального оформления концепции «Москва – третий Рим» и даже до разгрома Константинополя турками, а именно в момент заключения Флорентийской унии (1439 г.), по которой византийский император и часть византийского духовенства признали верховенство Папы в церковных делах. Собственно, после этого судьба «второго Рима» в глазах наших предков была предрешена. Юридически «перенос империи» был закреплен в 1472 г., когда племянница последнего византийского императора Софья Палеолог сочеталась браком с Великим князем Московским Иваном Третьим Васильевичем. Старец псковского Елизаровского монастыря Филофей в послании к Великому князю Московскому Василию Третьему Ивановичу (1524 г.), по сути, лишь обосновал господствовавшие духовно-политические запросы власти и народа: «Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать
