Студент университета Л. Гумилев (сын поэта) знал, что за каждым его движением следят десятки агентов. Он не мог любить советскую власть, расстрелявшую его отца, дважды бросавшую в тюрьму самого. Но, сознавая всю бесполезность борьбы, он углубился в свою любимую науку — историю, и успел уже сделать в ней большие успехи. Его стихи, уносившие меня из затхлой камеры в воровские просторы Сибири («поэма о Чингиз-Хане») хранили в себе торжественную чеканность гумилевского слога и ахматовскую певучесть. Нет сомнения, что, арестовав Л. Гумилева, советская власть выдернула из земли роскошный цветок, едва только распустившийся.
Материалов на Гумилева не было никаких. Поэтому его били особенно жестоко: «Рассказывай сам!»
Единственным основанием к аресту подобного человека было то, что он теоретически «не мог» хорошо относиться к большевикам. Обвиняли его, разумеется, не в этом, а в терроре.
Описание камерных обитателей можно было бы продолжать и дальше, но главное уже сказано. Главное, что бросалось в глаза — сознательное и планомерное уничтожение русской интеллигенции.
Вот в чем был смысл этих арестов.
Лучшие, наиболее мыслящие представители рабочего класса тоже не избежали «большого дома». Я видел в тюрьме рабочих настоящих «пролетариев», участь которых была ничуть не лучше нашей.
И все эти люди ни в одном случае не соответствовали тем ярлыкам «контрреволюционеров», которые к ним приклеивал НКВД. Даже в тюрьме, в самых откровенных беседах, они не осмеливались критиковать действий советской власти и если возмущались открыто, то только несправедливостью, совершенной по отношению к говорившему.
Анин Н. «ГУЛАГ в нацистской пропаганде. Сборник материалов».
